Орех и рябина нынче по Кетской тайге не уродились, и на добычливую соболевку рассчитывать не приходилось. Но, как говорится, охота пуще неволи, и отпуск перенесен на ноябрь, и обе сучонки после щенения соски подобрали, и приобретенный «Зауэр» опробовать не терпелось. Последние дни перед отъездом все не так, и на работе и дома, проснешься среди ночи и долго лежишь с открытыми глазами, а сердце щемит - скорей бы!
Дорога была долгой, полна суеты и перебранок с проводниками из-за собак. Потом АН – 2, летевший почти, на честном слове. Наконец приземление. Встречают, не солгать бы, все охотники крохотного поселка. Помогают нести, кто рюкзаки, кто печку в мешке, кто лыжи. Собак веду сам.
От аэропорта, в виде избушки с полосатым «колдуном» на шесте, доезжаем на КАВЗике до дома охотоведа. Собак запираю в пустой гараж, ключ как оберег на шею.
Располагаемся в предбаннике. Ближе к дому, ораву охотников жены не подпускают. Начинается раздача заказов, кому патрончики для мелкашки, кому леску для вязания «иконок», кому боты «прощай молодость», новые пули Полева, тросики для капканов и многое, многое другое. И вот, когда все распаковано и раздарено, со дна рюкзака извлекается десятилитровая канистра со спиртом. Фляга и ведро колодезной воды, уже приготовлены.
Иссушенные ожиданием души и глотки охотников замерли, только кадыки чуть подрагивают, а глаза неотрывно следят - правильно ли доктор разбавляет спирт. Дело в том, что к моему прилету все присутствующие уже пропились в пух. Это, в сущности, старая охотничья традиция - отпиваться перед сезоном.
Все желающие по очереди, чинно, черпают кружкой свежеприготовленную, (строго по прописи Менделеева), водку и вожделенно с прокаткой выпивают. Царит тишина, только изредка кто – нибудь крякнет, смачно занюхивая рукавом. Появляется блеск в глазах, оживление. Физиологический закон «Специфическое динамическое действие пищи» срабатывает безотказно.

Мужики рассаживаются на корточки вдоль стен, кто-то крутит козью ножку, кто-то угощается «Примой» из пачки, пущенной по кругу, начинается разговор...
Мимо, по деревянному тротуару стрелой проносится охотоведова жена. Кипит, но молчит. Все женщины поселка уже знают, если приехал доктор, мужиков - охотников домой не жди.
За разговором намечается день и час отъезда, кто, на чем и в какой очередности. И вот, когда все переговорено, следуют приглашения в гости. Калейдоскопом проходят какие-то люди, гаражи, хомуты, бочки с капустой, грибами, и везде выпивка, табачный дым, громкая речь и ругливые бабы. «Путешествующие», желают угостить копченой медвежатиной, сорожкой особого басмасовского посола с низовьев Кети, брусникой величиной с клюкву и клюквой размером с виноград. События происходят как бы сами собой, бестелесным перемещением сознания и органов чувств в пространстве.
«Наркоз» длится день и почти всю ночь, пока сморенные усталостью и винными парами охотники, и я в их числе, не засыпают, где придется. Выпито все.
Ближе к полудню следующего дня опять сбор в предбаннике охотоведа. Студёная колодезная вода кажется самым вкусным творением природы! На улице тарахтят пара «Беларусей» с телегами и вездеход весь обвешанный мешками, рюкзаками, лыжами, уставленный ящиками с охотничьим провиантом**. Пора заезжать. Осталось присесть на дорожку, и с богом...
Нас с соседом по участку «выбрасывают» на краю болотного прожора у материка. Короткое прощание и вездеход уходит. Связь с цивилизацией прервалась.
Обдает тишина. Водка еще не окислилась и не вышла с дыханием перегаром и с мочой ацетоном. Разводим костер, варим чай с брусничным листом. Банка тушенки на двоих и последние полбуханки хлеба, дальше сухари. Ложимся досыпать, так как проку с нас после пьяной ночи мало, ноги твердо не идут, а собаки после запаха солярки и грохота дизеля ничего не слышат и не обоняют.

Тайны мозга: вроде спишь, а все слышишь, внутренний сторож уже начеку. Потрескивают ветки в соснячке на болоте. Говорю попутчику, в полголоса, - « Лоси, наверное ». Он надернул бродни на босу ногу и двинулся по гривке. Я, с ружьем у бивака.
Медведь, чертяка! Привстал на задние лапы и остолбенел, увидев меня. За треском и запахом багульника, костра не причуял, косолапый! Кричу шепотом, - « Здесь медведь, он нам нужен?» - более идиотского вопроса в данной ситуации ожидать было трудно. Ответ был достойный - «Стреляй». Я и бабахнул из нарезного ствола двойника калибра 28 на 7,62. А мушку перед охотой сделал из алюминия и крупнее и выше, чтобы белковать в сумерках было сподручней. Пристрелять ружье решил в тайге. И, слава Богу, не попал, медведь ломанулся от меня как наскипидаренный.
А подумать бы, что с мясом делать будем, (непонятно только, моим или медвежьим) даже нигде не ёкнуло.
От выстрела проснулись собаки, побегали, побегали, ничего не поняли, но сделали вид что ищут. - «Вот и славно, ушел и ушел».
Утро золотое, ядреное, с ледком в котелке. Состояние как в песне «весело веселье, да тяжело похмелье». Рюкзаки ужасают своими габаритами и весом. Но выдвигаться, все равно, надо.
До участка и своей первой избушки добрался без приключений. Медведь не заглядывал, все на своих местах, как оставлено в прошлом году. Попил чаю с костра. Настроил лучок. Остаток дня надо посвятить заготовке дров и сушке жилища.
Звонко по сухостоине идет пила «Зав-тра охо-та, зав-тра охо-та». Состояние безмятежного счастья от полной свободы и предвкушения охоты. День истек. Подморозило. Воздух чистый, густой и синий. Кухта на ветвях невесома «Завт-ра охо-та, зав-тра охо-та» - подпевает душа.
Утро первого выхода выдалось сухим, с морозцем, но вскоре потеплело. Небо затянули серые низкие тучи. Шаг скор, хочется больше оббежать, осмотреть. По вискам струится пот. Первые дни в тайге, городская лень, и лишний вес выходят потом.

Пот течет по рукам, капает с мизинцев, стекает под коленями в сапоги, так продолжается до тех пор, пока тело не высохнет и не превратится в пружину. Со мной молодая собака, «старушку» решил поберечь на разгар сезона.
Наш путик пересек соболиный след. Собака азартно забегала, исчезла. Стою, жду минут пятнадцать. Не возвращается, значит встала плотно. «Зауэр», почищенный, с вечера, покоиться на плече. Решил его не заряжать до верного выстрела.
Соболь бывалый, можно сказать профессор. Путает след, двоит, сбивает собаку на жировочные следы белки, открытые места проходит длинными прыжками - ровная, крупная, красивая строчка. Погоня длится уже около полутора часов. Соболь нервничает – топчется по колоднику, запрыгивает на стволы деревьев, сорит корой. След нырнул под ветровал. Собака полезла туда же, однако вернулась и обогнула препятствие. Как хорошо читаются следы. Который год убеждаю себя, соболевать надо с одной собакой. Но не могу спокойно слышать вопли «охотницы», оставленной на привязи у зимовья.
Прошел еще час. Темп хода ни соболь, ни собака не сбавляют. Я тоже. Время перевалило за полдень. Падают редкие, крупные снежины. Суконные брюки и куртка отволгли, стали тяжелыми и неуклюжими.
Короткая остановка, забираюсь на выворотень, ладони лодочкой к ушам, рот открыт, так лучше слышно, - вдруг лает? Нет, ватная тишина и две цепочки следов уходящие в тайгу. Переправляюсь по упавшей елке через ручей, оступился, зачерпнул воды. Чертыхаюсь, проклиная свою неуклюжесть. И вдруг доносится чуть слышимый лай. «Или кровь шумит в ушах?... Померещилось?» - Снимаю сапог, отжимаю меховой чулок, портянку, обуваюсь. «Ого! Время к двум часам. В семь уже будет темно». Фонарик, спички, топор, котелок с собой, но ночевать в тайге, желания нет. Действительно слышен лай. Голос спокойный размеренный, похожий на звук упавшей латунной гильзы.
Метрах в ста от собаки, останавливаюсь, стараюсь унять дыхание, успокоиться.

Давлю на скобу замка «Зауэра», она не подается. Давлю сильнее – безуспешно. «В чем дело»? Вечером почистил ружья, замки работали с четким, коротким щелчком. «Почему заклинило»? Рукояткой ножа, осторожно ударяю по скобе, болт Гринера не выходит. «Замерзло?» Лихорадочно деру бересту. Достаю спички, чиркаю - головки разваливаются, отсырели от пота. Чтобы унять волну бешенства на себя – стукнулся затылком о дерево. «Не мог у избушки, перед выходом проверить замок ружья и завернуть коробок в полиэтилен?!»
Собака продолжает спокойно лаять с одного места. Увидев меня, она оглядывается, виляет хвостом, и, переходит на противоположную сторону. Замыкаю круг – выходного следа нет. Созрело решение. Из рюкзака достаю кусок шнура привязываю ее к дереву. Снимаю куртку, расстилаю рядом и говорю: «Сиди и смотри, я скоро приду!». И обратно к избушке своим следом. Шагом, бегом. Шагом, бегом.
Набиваю печку берестой, зажигаю. Кладу сверху ружье. Металл нагрелся, замок открылся, и выяснилось; до этого стрелял дымным порохом, образовался нагар, удален он был не весь, и часть масла с сажей затекло в замок и закоксовало его. Вот они проявились, немецкая точность подгонки частей ружья и русский «авось»! Убрал гуталин и зарядил оба ствола.
В избушке был запасной сухой комплект нижнего белья. Благодаря ему, половину пути обратно не так чувствовалась влажность брюк и свитера. Надвигались сумерки, а надо бы успеть до их наступления, пришлось предпринять второй марш-бросок. Вдруг мелькнула мысль: « Идиот! Шнур был мокрый и сейчас наверняка обледенел! Если соболь начнет спускаться или пойдет верхом, собака может дернуться и задушиться. Черт бы побрал этого соболя, лучше бы его там не было! Если собака задушиться, половина сезона «псу под хвост!» Прибавил ходу...
Собака жива. Перерезал шнур. Осмотрел высоченный кедр и выстрелил в подозрительный комок в кроне.

«Можно ли спутать урчание соболя с другими звуками? Конечно , нет!» Быстро перезарядил ружье и выстрелил второй раз. Соболь показался и тяжело прыгнул на толстый сук, рядом стоящей сосны, и пополз к стволу, осыпая снег. Собака тихонько скулила, не отрывая глаз от зверька. Третий выстрел произвел прицельно. Раненый соболь упал и побежал. Мгновение - и все было кончено...
Соболь был необычайно крупный, самец, второго* цвета. Похоже, старый, зубы стерты до самых десен.
«Как собаке удалось продержать зверька столько времени?»
Позже подсмотрел манеру ее работы. Только соболь шевельнется
она «Гав!».
Снова зашевелится – она опять лает. Зверек сидит, собака молчит. А была ведь еще молодая и совсем неопытная. Похвалил добытчицу, поощрил ее халвой. Горсть съел сам, заел снегом. От влажной одежды начал зябнуть. Аккуратно уложил соболя в рюкзак, достал фонарик, чтобы под мышкой согрелись батарейки, надел куртку, отвязал шнур, посмотрел по сторонам – не забыл ли чего. - « Ну, с почином !» - Радость добычи омрачали только досадные мелочи с ружьем, спичками, и мокрым шнуром.
Жизнь горожанина располагает к беспечности, но два сегодняшних марш-броска надолго запомнятся правилом - в тайге мелочей не бывает.
* Различают четыре цвета меха соболя, самый ценный первый, черный с сединой т.н. Баргузинский кряж
** «провиант» - так охотники называют боеприпасы.